«Если ждать вдохновения, можно дождаться увольнения»: ростовчанка — о профессии сценариста и столичной жизни

Ростовчанка Мария Зелинская после школы пошла учиться на журфак, чтобы бороться с застенчивостью. Девушке очень нравилось общаться, но заговаривать с незнакомцами она боялась. Журфак в итоге дал Марии не только этот навык, но и привил любовь к литературе и жизненным историям. Теперь Мария — один из лучших столичных сценаристов, хотя до сих пор порой ощущает себя «бездарностью». Поговорили с нашей землячкой о тонкостях профессии и о том, как рождаются сюжета, за которыми потом с замиранием сердца следят миллионы человек.

— Расскажи, пожалуйста, о себе, о детстве, о том, кем хотела стать.

—Больше всего в жизни не люблю рассказывать о себе, даже на вопрос «как дела?» не всегда знаю, что ответить. А вот про семью с радостью расскажу. Мама моя была психоаналитиком, причем, это сейчас звучит модно, а в 90-е это звучало не то что странно, а вызывало искреннее недоумение. Родители мамы были сильно против того, чтобы она поступала в тогда еще РГУ на психфак, это был первый набор, но она никого не слушала. Папа по профессии художник, причем очень талантливый, но работает в Ростовской таможне, и любит это место.

В детстве не было никаких мыслей про профессию, я не думала об этом, даже когда меня спрашивали «кем ты будешь, когда вырастешь?». Самая большая ценность и сокровище моего детства — мой двоюродный брат Глеб. Он младше меня на 1,5 года, то есть мы почти ровесники. И все детство мы играли во все, что только можно было. С ним было круто сочинять истории, песни, придумывать пространства и персонажей для игр. Мы с ним обожали ходить в запретные места Александровки (моя вотчина) и Северного (его вотчина) — карьеры, стройки, гаражи, водохранилище, родники. Мы постоянно где-то лазили, где лазить было нельзя с точки зрения родителей. И вот так как постоянно были запретные места, я виртуозно умела придумывать «правильные» ответы родителям на вопрос: «Где вы были?», причем с нужными родителям убедительными подробностями. В отличие от Глебки, который был и остается патологически честным человеком. Он нас всегда палил. Так что, я виртуозно придумывала то, чего не было, с раннего детства.



— В итоге ты все же пошла учить на журфак. Почему?

— Факультет журналистики выбрало мое бессознательное. Мне кажется, тут не обошлось без Шопенгауэра. Тот говорил, что в каждом из нас есть стремление к идеальному человеку. Поэтому мы, обделенные определенными качествами, выбираем себе в пару человека, у которого эти качества круто развиты. Так, высоких тянет к низким, а красивых часто к умным. Так вот, я с детства была стеснительным ребенком, который обожает общаться, но очень сильно боится это делать. И, видимо, журфак был мне дан, чтобы это преодолеть. Время, когда я работала в ростовских газетах — просто золотое время! Мне было так интересно писать о людях! Я обожала очерки и интервью. Просто до дрожи. Такая счастливая ходила… Хотя, возвращаясь к вопросу, задатков у меня не было никаких. Более того, учеба на журфаке не была для меня легкой. Мне давалось все, что связано с журналистикой (прикладной, не теорией) и литературой, но я просто ненавидела русский язык. Правила я до сих пор не могу запомнить. Сейчас, когда я работаю сценаристом и драматургом, русский язык (литературный) для меня не важен. Мне важен разговорный язык, в котором полно в том числе стилистических ошибок — и этим он прекрасен. Если мои герои начнут разговаривать на правильном литературном языке, никто не будет смотреть сериал или спектакль, да даже актер не сможет произнести то, что я напишу. Все, что правильно пишется, как правило плохо произносится со сцены и с экрана. Поэтому, когда мне говорят: «Ну вот ты сценарист, как же так ты не знаешь правил русского языка», я отвечаю: «Я знаю правила драматургии, для моей профессии это важнее».

Я очень люблю наш журфак. Мне кажется, именно там во мне проснулась любовь к литературе и историям. У нас совершенно божественные преподаватели литературы — Ольга Ервандовна Гайбарян, Андрей Михайлович Бердичевский, Екатерина Сергеевна Жак. Я ходила на лекции по литературе в Москве. Хочу сказать, они и в подметки не годятся нашим журфаковским!

— Знаю, первые сценарии были написаны еще в Ростове. Как рождались идеи, сколько времени потребовалось на воплощение?

— Трудности были только с тем, чтобы выдержать неудачи. Сейчас довольно популярна теория десяти тысяч часов. Мол, если ты будешь упражняться в чем-то 10 тысяч часов, ты достигнешь мастерства. Звучит классно, но на деле каждому из нас хочется быстрых результатов и играть вдолгую очень сложно. Первые десять пьес были откровенным шлаком и графоманией. Мне надо было выписаться, чтобы все это вышло из меня — это как фильтр когда меняешь, надо первые три «воды» слить, потому что она плохая. Вот и я сливала. Это все осталось в столе. В какой-то момент актер ростовского театра драмы им. Горького Федор Наретя попросил меня написать пьесу для его театральной студии, я написала «Недетскую историю», и ее поставили. А потом другая пьеса попала на фестиваль молодой драматургии Любимовка. С этого момента у меня появился маяк в профессии, я поняла, куда надо плыть. Не скажу, что все стало легко и понятно. Но, грубо говоря, это как в нефтедобывающей отрасли — копать не трудно, трудно понять, где копать скважину, чтобы она не оказалась сухой.

Что касается сценариев — за то, что кино и сериалы появились в моей жизни, я благодарна трем ростовчанам, которые сделали сериал «Местные новости»: драматургу Сергею Медведеву, актеру Сергею Голюдову и режиссеру Виктору Шамирову. Первые два меня очень поддерживали, когда я переходила из театральной драматургии в сценарное мастерство (кстати сказать, это две абсолютно разные профессии — писать для театра и писать для кино). А Виктор Шамиров явился спусковым механизмом для того, чтобы я поехала в Москву. Он как раз был режиссером сериала «Местные новости». Это дико талантливый человек, я искренне люблю все, что он делает. Но строже его не найти. Так вот он так ругался на меня, когда мы писали сценарий, за то, что я не могу переключиться от театра, где все проговаривают, а не показывают, как в кино, что я четко осознала: да, мне нравится сценарное мастерство, и, если я хочу быть сценаристом, мне надо учиться. Причем, не абы где. Надо учиться в лучшем месте.

— Так ты оказалась в Москве?

— Я подала заявку на обучение в Московской школе нового кино. И поступила туда. Причем, это была платная школа. Стоила она больших денег. И, я подумала, ну хорошо, вот у меня на руках деньги за три месяца обучения. Или я дальше что-то придумаю, или отучусь хотя бы три месяца из двух лет. И поехала! Без денег на жизнь и на жилье, без ничего! Первое время спала на кухне у нашей журфаковской сокурсницы Сати Маргарян (вот так выходит, меня ростовчане везде спасают, даже в Москве, люблю ростовчан!). А потом поставили мою пьесу в главном театре страны в МХТ им. Чехова, позвали меня преподавать в МШНК, и я поняла, что все, кажется, я остаюсь в Москве, хотя мыслей покидать Ростов не было.

Сейчас я уже три года работаю в компании «ТМ Продакшн», которая снимает сериал «Скорая помощь» с Гошей Куценко для канала НТВ. За это время мы с соавтором написали 60 серий, это больше 3000 страниц. Я не люблю себя и мало чем горжусь, но этим горжусь. Потому что выдержать три сезона может не каждый. Это как переплыть океан. Вообще, работа сценариста очень нервная. Это касается не написания как такового. Скорее, бесконечного переписывания, когда продюсер прислал правки, режиссер прислал правки, редактор прислал правки, консультант прислал правки ну и так далее. И правки — это не «исправьте историю чуть-чуть», а почти полное и ювелирное переписывание с учетом принципа домино — вынешь не так одну доминошку, все повалится. Это сложно. Плюс, сроки дико сжатые. Бывает, мы не спим просто, когда пишем — двое суток подряд и больше. И нервничаем, нервничаем. Это как нервы перед экзаменом, только у нас экзамен (дедлайн) раз в неделю уже три года без выходных и перерывов.



— Сколько сценариев вышло из-под твоей руки?

— Сколько сценариев и пьес не знаю, это трудно посчитать. Но не горжусь никакими. Скорее стыжусь. Чувство стыда не проходит никогда. Как мне сказал мой любимый драматург Вячеслав Дурненков: «Каждый раз, когда читают твой текст, ощущение, что тебя голым показывают людям и говорят: «А посмотрите, что у него там!». Гордость своими текстами — это было бы слишком просто. Тогда бы не было этих мук и бессонных ночей. Это как если бы у пловцов пропало сопротивление воды. Так не бывает.

— А расскажи о провалах. Есть вещи, за которые тебе стыдно?

Да за все стыдно. Я сама — сплошной провал. Все время кажется, что могла бы лучше. Все время ощущение, что я очень глупая, посредственная и бездарная. Все время как будто сидишь на хорошем чужом месте в театре, а билеты у тебя свои на последний ряд бельэтажа и страх внутри, что сейчас тебя сгонят, а спектакль посмотреть хочется именно отсюда.

Если честно, провалы в моей профессии встречаются каждый день. Каждую серию я боюсь, что меня уволят. Каждую пьесу я боюсь, что меня никогда больше не поставят. Каждую новую заявку, особенно когда на нее не отвечают, а просто пропадают, я боюсь, что все, профессия захлопнула для меня свои двери. Вот буквально на прошлой неделе меня попросили придумать и написать заявку (что-то вроде краткого содержания) на два сериала. От идей я пришла в восторг. Написала две заявки и…все. Все пропали. И я думаю, мне так и не ответят, что тоже, к сожалению, норма. Это как в издательствах «рукописи не рецензируются», так и у нас в профессии, тебе не скажут нет, если заявка не понравилась, тебе просто не позвонят. И это каждый раз боль, несмотря на статистику: из 30 написанных заявок если до экрана дойдет хотя бы 1, это уже счастье!

— Расскажи, пожалуйста, о «кухне»: как все происходит от задумки до воплощения.

— Я еще ни разу не писала сценарий сериала по своей идее. Вот чтобы с нуля я что-то придумала, это приняли, и все, запустили сериал. Так что чаще всего ко мне обращается продюсер с идеей на уровне: «Ну вот я хотел бы сериал про художественную гимнастику, смелый. Напишите свое видение». Вместо художественной гимнастики модно подставить что угодно — врачи-хирурги, дальнобойщики, цирковые артисты, просто семья… И вот это самое сложное. Когда есть тема, но больше нет ничего. Надо написать заявку на страницу, из которой продюсер понял бы, что за сериал на данную тему я могу написать. Если заявка — о, чудо! — нравится, это значит ее придется переписать несколько раз все равно, чтобы ее показали на канал. Если каналу она тоже понравится, то и тут ее придется переписать, уже исходя из пожеланий канала. Когда канал и производственная компания в лице продюсера утвердили заявку, подписывается договор на написание синопсиса — это уже документ на 10 страниц, его потом таким же образом я переписываю и вношу правки, потом его утверждают, и можно приступать к написанию сериала. Ну и тут на каждом этапе опять все утверждать, переписывать, вносить правки.
Правки выматывают, потому что иногда они бывают очень неконкретные. Например, из последнего, у меня была правка к заявке на мультипликационный сериал: «добавьте волшебства и сделайте реалистичнее». У меня мозг взорвался. Потому что я не понимаю, как применимы к истории оба этих пожелания одновременно.



— Что сложнее писать: для сцены или для экрана?

Для экрана, конечно! Дело в том, что произвести одну серию сериала стоит много миллионов. Я даже не знаю, сколько, но много. Эти миллионы вкладывает продюсер, это его личные деньги. И вот, если каналу понравится продукт, который произвел продакшн продюсера, его купят и деньги вернутся, а если нет, то потери слишком велики. Так как речь в кино и сериалах идет вот о таких деньгах, потраченных на производство, то и спрос с того, кто придумывает историю, очень и очень большой. То есть, это как идти по канату без троса страховочного. Я не могу ошибиться.

А театр — это для души. Там никто тебе правки не пришлет, чистая свобода творчества, пиши как бог на душу положит. Потому что иногда производство спектакля — это ноль рублей. Шучу, не ноль, конечно, но не такие огромные деньги. Поэтому театралы все спокойные, а киношники такие нервные. Риски, риски и ответственность несоизмеримы.

— Были ли вещи, которые ты писала для души, но в стол, потому что их не приняли?

— Пф! Были, есть и будут!

— Где берешь сюжеты, и что влияет на образы и характеры твоих героев?

— Хорошая история — это 50 процентов правды, 50 процентов вымысла. Сюжеты беру у жизни и докручиваю. Жизнь — самый лучший драматург, ее просто надо чувствовать. Вокруг уже полно историй, надо выбирать свои и описывать. Знаешь, как говорят: мы не описаны. Современники Чехова описаны, Толстого описаны, а мы нет. И вот это надо сделать. Просто грамотно, с учётом законов драматургии и чувств.

— Дай, пожалуйста, рецепт хорошего сюжета для начинающих авторов. Возможно, ты могла бы посоветовать и хорошие сериалы/современные фильмы с точки зрения сценария.

— Выше как раз написала про соотношение правды и вымысла. Ну, а советовать что-то — в любом случае вкусовщина, это не про профессию, а скорее про то, что нравится лично мне как зрителю или нет.



— Сколько времени отнимает у тебя работа?

— Не люблю слово вдохновение. Наверное, потому что в сжатых киношных сроках оно — непозволительная роскошь. Если ждать вдохновения, то скорее можно дождаться увольнения. Тут скорее стоит вопрос — как быстро включиться в историю. Как током дефибриллятора ударить человека, чтобы завести сердце. Вот дефибриллятор мне приходится использовать часто. Но бывает, что он не работает, я не могу включиться в историю, ее сердце во мне не бьётся. От таких заказов я честно отказываюсь, даже если предложение поступает от хороших компаний и сулит много прекрасного. Работа занимает все мое свободное время. Выходных у меня нет никогда.

— За какие проекты принципиально не возьмешься? Приходилось ли отказывать заказчику из-за личных убеждений?

— Безусловно, если я не согласна с идеей, я не берусь за проект. Так как я написала три сезона «Скорой помощи», я выгодна как опытный автор, который умеет писать медицинские процедуры, многим компаниям, которых хотят запустить сериал про врачей. И вот не было ни одного предложения, помимо «Скорой», на которое я бы согласилась. И причина одна — идея сериалов направлена на демонизацию врачей. Мол, ой какие врачи плохие. Я такое писать не буду, как говорится, ни за какие шиши. У меня долго и тяжело болела мама, и врачи-онкологи, и врачи скорой вели себя более чем достойно. Сейчас, во время коронавируса, врачи — новые Герои. Я не пойду против них. Нет. Это принципиально.

Еще я не беру проекты из разряда ТЖД. Это аббревиатура расшифровывается как тяжелая женская доля. Это истории про то, как мать выгнала, отец пьет, муж изменяет, на работе начальник ужасный, а героиня все терпит и всех любит, и вот это ее большое сердце и терпение помогает ей выстрадать свое счастье. Я не согласна, что счастье надо выстрадать, измены надо терпеть и так далее. Я придерживаюсь мнения: если тебе плохо, надо что-то менять. А вот главное требование ТЖД — героиня должна терпеть. Я слишком уважаю женщин, чтобы писать таких героинь.

— Что думают близкие о твоей работе? Гордятся?

— Сейчас уже все смирились, что работа моя странная, нервная и сложная. А раньше были какие-то волнения. Но я особо не спрашивала, что там и кого волнует. Если это мое, то мое. И первое время финансовая неустойчивость, финансовые проблемы и прочее меня не пугали. Это в любом деле так.

— Удается ли совмещать личную жизнь с профессиональной деятельностью?

— Да, мой супруг мой соавтор, все просто.

— А эмоционально: «тащишь» ли в личную жизнь переживания за своих героев?

— Нет, что ты! В реальной жизни у меня большой список, за кого беспокоиться и так. А герои остаются на бумаге. Они же не настоящие.

— Говорят, у каждого в своем деле должна быть миссия. В чем твоя?

— Миссия — громко сказано. Если спросить, что я могу делать — это писать хорошие истории. Такие, которые в первобытное время рассказывали у костра, и воображение людей ликовало. Сейчас, как говорится, «костром» стал огонек экрана телевизора или ноутбука. Хорошая история — это не та, у которой хороший финал, а которая меняет эмоциональное состояние того, кто ее воспринимает. Для меня очень важно, чтобы эмоция, с которой остается зритель, была конструктивной. Чтобы она не разрушала его, а наоборот, давала сил или помогала увидеть сокровища, которыми полны наши жизни.

Виктория Сапунова
Фото Марии Зелинской

Присылайте свои новости, фото и видео на номер +7 (938) 107-87-80 (Viber, WhatsApp). Звоните, если попали в сложную ситуацию и не получили помощи от чиновников. 
   
Подпишитесь на нашу группу в Instagram. Наш сайт в соцсетях: Одноклассники, Facebook, ВКонтакте, Telegram.

Новости на Блoкнoт-Ростов-на-Дону