Эхо войны: память о погибших советских военнопленных в Ростове-на-Дону

Прошедший День памяти и скорби – не только одна из важнейших дат в нашей истории. Это и повод еще раз вспомнить о том, о чем нормальный человек и так никогда не забывает. О героизме воинов Красной Армии, ополченцев, партизан, подпольщиков. О подвиге тружеников тыла, всеми силами помогавших тем, кто сражался с врагом. И о цене победы – о тех потерях, которые понес Советский Союз в борьбе с фашизмом. 

Когда вспоминают о погибших, как правило, пишут и говорят о боевых потерях Красной Армии и о жертвах среди мирного населения. Гораздо реже обращают внимание на то обстоятельство, что красноармейцы были не только героями-освободителями, но и жертвами фашизма. Разумеется, речь идет о советских военнопленных.

Не бывает войны без военнопленных. И, естественно, участь солдат и офицеров, попавших в плен, всегда тяжела. Особенно, если это люди, именно взятые в плен, а не сдавшиеся или добровольно перешедшие на сторону врага. Но масштабы уничтожения нацистами советских военнопленных в годы Великой Отечественной войны – беспрецедентны. Это не случайно. Ведь руководство Третьего рейха рассматривало советских военнопленных как людей, которых следовало уничтожать. И проводило соответствующую политику. Разумеется, у ее истоков стоял Гитлер. 17 марта 1941 года, на совещании с высшими чинами вермахта, он заявил, что «в Великороссии необходимо применить жесточайший террор». 30 марта, развивая эту мысль, Гитлер сказал: «Мы должны отказаться от понятия солдатского товарищества. Коммунист никогда не был и не будет товарищем. Речь идет о борьбе на уничтожение».

Подобные идеи легли в основу официальных документов, которыми руководствовались немецкие войска после вторжения в СССР. «Пленных приказано не брать, поскольку они являются лишними ртами и вообще представителями расы, искоренение которой служит делу прогресса». Это – слова из приказа, который зачитал солдатам капитан 6-го пехотного полка 30-й пехотной дивизии Финзельберг. А вот что содержалось в приказе, который зачитал личному составу старший лейтенант 106-го пехотного полка 15-й пехотной дивизии Принц: «Военнопленных из состава Красной Армии брать только в исключительных случаях, то есть когда это неизбежно. Во всех остальных случаях пленных советских солдат расстреливать. Расстрелу подлежат все женщины, проходящие службу в частях Красной Армии». Еще несколько подобных документов фигурирует в материалах Нюрнбергского процесса (который, впрочем, так и не признал вермахт преступной организацией, несмотря на многочисленные доказательства, предъявленные советскими обвинителями).

Разумеется, не всех советских военнопленных убивали сразу после взятия в плен. Многих отправляли в лагеря, часть которых была сооружена на оккупированной советской территории, часть – на территории Германии и оккупированных гитлеровцами европейских стран. Дахау, Заксенхаузен, Флоссенбург, Треблинка, Рига, Даугавпилс, Каунас, Славута, Тростенец, Могилев… Перечислять можно долго. И везде советских военнопленных ждала смерть. Быстрая – от пули или яда. Или медленная – от голода и болезней. Достаточно сказать, что первым массовым убийством газом «Циклон Б» было убийство 900 пленных красноармейцев – узников Освенцима.

9 ноября 1941 года вышла «Директива начальника полиции безопасности и СД Германии начальникам концентрационных лагерей об уничтожении советских военнопленных». Вот как она начинается: «Коменданты концентрационных лагерей пожаловались на то обстоятельство, что от 5 до 10 % всех советских военнопленных, предназначенных для уничтожения, прибывают в лагеря мертвыми или полумертвыми». То есть, коменданты концлагерей жаловались, что работы по уничтожению им достается меньше, чем полагалось!

Можно процитировать еще одну людоедскую жалобу. Рейхсминистр по делам оккупированных восточных территорий Розенберг в феврале 1942 года писал начальнику штаба Верховного главнокомандования вермахта (ОКВ) Кейтелю: «судьба советских военнопленных в Германии стала трагедией огромного масштаба. Из 3,6 млн. военнопленных в настоящее время вполне работоспособны только несколько сот тысяч. Большая часть их умерла от голода или холода. Тысячи погибли от сыпного тифа». Досадовал Розенберг и на то, что от комендантов лагерей «можно было слышать рассуждения: "Чем больше пленных умрет, тем лучше для нас..."». Оказывается, для одного из создателей идеологии национал-социализма массовая гибель пленных красноармейцев – трагедия. Трагедия, разумеется, только потому, что слишком мало оставалось бесплатной рабочей силы, которую можно было бы использовать на принудительных работах.

В этих откровениях палачей показательно отношение к военнопленным не столько со стороны не первых лиц нацистской партии и вермахта, сколько со стороны руководителей более низкого уровня – комендантов концлагерей. Не отставали от них и офицеры вермахта и войск СС. Подполковник Ширштедт, командовавший 335-м охранным батальоном, инструктировал: «Русских щадить нечего, нужно чтобы советские военнопленные постоянно чувствовали мощь германского оружия». Этот батальон нес охрану лагеря для военнопленных № 126 под Смоленском. А солдат войск СС Зейферт, раненый в ходе наступления на Ростов-на-Дону осенью 1941 года, получил от своей жены Инги письмо с такими словами: «На прошлой неделе я разговаривала с одним отпускником с фронта. Он рассказал мне, между прочим, что испанские добровольцы и наши войска СС не берут пленных, а всех расстреливают. Это с вашей стороны очень ловко. Я надеюсь, что ты поступаешь так же, они не заслуживают ничего другого».

Вот такими мыслями и словами руководствовались захватчики, действовавшие на советской земле. И деяния их были под стать этим мыслям и словам. По различным данным, погибло от 3,3 до 3,8 миллионов советских военнопленных, при том, что общее количество солдат и офицеров, попавших в плен, составило от 4,559 до 5,75 миллионов. Таким образом, погибло от 57,4% до 83,3% наших воинов, попавших в плен. Для сравнения: из 2,389 миллионов немецких военнопленных умерли в плену 356678 человек, или 14,9%. Такая разница в смертности военнопленных закономерна: Третий рейх вел войну на уничтожение, Советский Союз – нет.

Наш родной край тоже не избежал трагической участи. Лагеря для советских военнопленных (по сути – лагеря смерти) были устроены нацистами в 1942 году у Миллерово и Сальска, у Цимлянской и Дубовского. По меньшей мере, три места истребления советских военнопленных было на территории Ростова-на-Дону.

Наш город, как известно, был оккупирован дважды. В первый раз оккупация продлилась с 21 по 29 ноября 1941 года. За этот краткий срок оккупанты успели проявить свою бесчеловечность, однако жертвы их злодеяний были сравнительно невелики. Зато в период второй оккупации (с 24 июля 1942 года по 14 февраля 1943 года) нацисты и их пособники развернулись вовсю…

Одним из мест массовых убийств советских военнопленных стала Змиевская балка. Именно массовых. В ряде публикаций, посвященных трагедии в Змиевской балке, встречается утверждение о том, что первыми жертвами стали советские военнопленные, которые 5 – 6 августа 1942 года рыли могилы для ростовских евреев, расстрел которых состоялся 11 – 12 августа. На самом же деле, убийства в Змиевской балке начались 2 августа 1942 года, когда нацисты привезли несколько групп людей. Жители 2-го Змиевского поселка, ставшие очевидцами трагедии, видели, как этих людей выводили из грузовых автомобилей и расстреливали. Либо привозили в печально известных «душегубках» уже мертвых людей и просто выбрасывали трупы в песчаный карьер. Среди этих жертв очевидцы отчетливо видели и советских военнопленных. Общее число людей, погибших в Змиевской балке со 2 по 10 августа 1942 года, составило 4000 человек. Сколько из них было военнопленных, сколько – мирных жителей, точно не известно. Но очевидно, что убийства военнопленных носили массовый характер. Тем более, что продолжились они и после 10 августа, до декабря 1942 года. Общее же число погибших в Змиевской балке мирных жителей и военнопленных превышает 27000 человек.

Надо отметить, что практика перевозки советских военнопленных от места заключения к месту казни в грузовиках была вполне обычной для нацистов. Так, на Нюрнбергском процессе фигурировали показания эсэсовца Вальдмана, который работал шофером в концлагере Заксенхаузен. Грузовик, который водил Вальдман, с августа 1941 года ежедневно доставлял пленных от «внутреннего лагеря» до «двора экзекуции». Таких поездок совершалось по десять за одну ночь. Подобным образом, работала машина смерти и в Ростове-на-Дону. Вот как это происходило в Змиевской балке: «4 августа 1942 г. стали появляться закрытые черные машины с пленными красноармейцами к песчаному карьеру, выводили из машины красноармейцев, становили над обрывом карьера и расстреливали, убитые красноармейцы падали в обрыв и не прикапывали их, эти машины появлялись с утра до позднего вечера в количестве 10 машин».

Но откуда привозили военнопленных в Змиевскую балку? Ближайшим к балке местом (2,5 км по прямой) был лагерь для военнопленных, находившийся между улицами Тоннельной и Волоколамской (сегодня – территория исправительного учреждения). Стена высотой в три метра и два ряда колючей проволоки были призваны скрыть зверства оккупантов. Тех пленных, которых не отправляли сразу на казнь, «кормили один раз в сутки сырыми отходами от овощей, заставляли выполнять непосильные работы, во время зимы при температуре минус 20 – 25° гоняли на работу раздетых и разутых, били палками и прикладами, а иных пристреливали, истощенных закапывали живыми в ямах». А когда советские войска вели бои за освобождение Ростова, «фашистские головорезы взорвали концлагерь с находившимися в нем военнопленными бойцами». По данным Ростовского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, на территории этого лагеря смерти было убито 3622 советских военнопленных. Но есть и другие данные. Они содержатся в Акте комиссии исполнительного комитета Совета депутатов трудящихся Октябрьского района Ростова-на-Дону от 7 декабря 1943 года. «За лагерем были вырыты ямы длиной 50, шириной 30 метров и 3 метра глубиной. В этих ямах немцы заживо закапывали военнопленных и жителей города, замученных гестаповцами. В каждой из ям похоронены до тысячи человек. Всего на указанной территории находится двадцать таких ям». Если заполнены были все ямы, то количество жертв фашизма, похороненных в этом месте, может достигать 20000 человек. Правда, опять остается неизвестным число именно военнопленных. Но, в любом случае, оно очень велико.

Было в Ростове еще одно жуткое место. В исторической литературе оно получило название «Лазарет № 192». Лазарет – это место, где лечат. Здесь же царила смерть. На территории, которая сперва принадлежала Ростовскому артиллерийскому училищу, а затем – Автосборочному заводу № 168 (на нынешней улице Новаторов), был устроен настоящий лагерь смерти. Советских военнопленных сюда сгоняли из Батайска, Миллерово, Сальска, Цимлянской и других населенных пунктов Ростовской области. Здесь их помещали в деревянные бараки; туда, где могло находится 15 – 20 человек, «немцы, как правило, загоняли 100 – 150 человек». Нар, естественно, на всех не хватало, поэтому многие месяцами сидели и лежали на холодном полу. К этому добавлялся и голод. Лишь изредка захватчики давали пленным «по 80 – 100 граммов хлеба из горелого ячменя» в день. Обычно пленных кормили похлебкой из падали и отрубей, а то и просто гнилыми овощами и испорченным сыром. Как следствие, в ноябре 1942 года в лагере вспыхнула эпидемия дизентерии. В январе 1943 года к ней добавилась эпидемия сыпного тифа. Смертность, и в первые месяцы существования концлагеря, составлявшая, в среднем, 20 – 40 человек в день, возросла до 100 человек ежедневно. В результате, по разным подсчетам, в этом лагере погибло от 3383 до 4370 человек. Получается, по самой осторожной оценке, в трех описанных местах Ростова за период второй оккупации города было уничтожено не менее 10000 советских военнопленных.

В Ростове оккупанты применили весь арсенал средств истребления советских военнопленных, использовавшихся нацистами в Германии и на всех оккупированных территориях: от расстрелов и «душегубок» до голода и эпидемий. Все это говорит о том, что в отношении советских военнопленных проводилась политика геноцида. В статье II Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него, принятой ООН 9 декабря 1948 года, «под геноцидом понимаются следующие действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую: а) убийство членов такой группы; b) причинение серьезных телесных повреждений или умственного расстройства членам такой группы; с) предумышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее; d) меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в среде такой группы; e) насильственная передача детей из одной человеческой группы в другую». Казалось бы, разве армия представляет собой «национальную, этническую, расовую или религиозную группу»? По формальным признакам – вроде бы, нет. А по сути?

Красная Армия была многонациональной по своему составу. Сражались солдаты и офицеры разных национальностей бок о бок, с общим врагом, за общую Родину. Это факт. Но когда красноармейцы попадали в плен, по отношению к ним начинали действовать законы, разделявшие их по национальному признаку. Так, уже 25 июля 1941 года генерал-квартирмейстер ОКВ Вагнер издал приказ, предусматривавший освобождение советских военнопленных нескольких национальностей: немцев, литовцев, латышей, эстонцев, украинцев. Позднее к ним добавили белорусов. А 8 сентября 1941 года штаб ОКВ издал «Распоряжения об обращении с советскими военнопленными во всех лагерях военнопленных». В разделе II этого документа написано: «Лица следующих национальностей должны быть отпущены на родину; немцы (фольксдойче), украинцы, белорусы, латыши, эстонцы, литовцы, румыны, финны». В обоих документах отсутствуют русские. Самый многочисленный народ в СССР и, соответственно, самая многочисленная национальная группа в Красной Армии. Их освобождать никто не собирался. Тем не менее, «до 1 мая 1944 г. всего было освобождено 823230 военнопленных». Вероятно, этими освобожденными были, в первую очередь, военнопленные тех национальностей, которые перечислены в упомянутых выше документах. А во вторую очередь – те, кто изъявил желание перейти на службу врагу.

Разумеется, особое внимание руководители вермахта и СС уделяли истреблению комиссаров и политработников Красной Армии, а также красноармейцев-евреев. Но, как видим, участь русских военнопленных была решена в сходном ключе. Например, «в 1941 году во Флоссенбургском лагере было построено дополнительное тюремное строение, рассчитанное на 2000 русских узников. Из числа этих 2000 узников выжило только 102 человека». И это лишь один из множества примеров того, как нацистами реализовывался документ под названием «Генеральный план "Ост" – основы правовой, экономической и территориальной структуры Востока». Согласно ему, предусматривалось выселение в Сибирь (по сути – истребление) более 40 миллионов представителей славянских народов. В первую очередь – русского народа: как мы помним, Гитлер еще до начала войны указывал, что «в Великороссии необходимо применить жесточайший террор». Не в России, а именно в «Великороссии» – то есть там, где живут, в основном, великороссы. И этот террор применялся не только против гражданского населения, но и против советских военнопленных. Факты из истории Ростова-на-Дону периода его второй оккупации, приведенные выше, только подтверждают это. Ведь голод и эпидемии, созданные захватчиками в лагерях для военнопленных, представляли собой как раз «предумышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее». А расстрелы и умерщвление в «душегубках» – это «убийство членов такой группы». Налицо – два действия, которые международное право квалифицирует как геноцид.

Конечно, память о таком трагическом событии, о злодеянии нацистов и их пособников должна жить. И в каждом из трех мест уничтожения пленных красноармейцев в Ростове-на-Дону были установлены монументальные памятники. В Змиевской балке в 1943 – 1944 годах были установлены два обелиска, один из которых – в память о советских воинах, погибших при освобождении Ростова-на-Дону в феврале 1943 года, а второй – в память о военнопленных и мирных жителях Ростова, убитых оккупантами. В 1958 году была установлена скульптура на постаменте: два солдата, из которых один стоит на колене, с автоматом в руках; другой стоит во весь рост и держит в руке знамя. Когда этот памятник пришел в негодность, был создан тот грандиозный мемориальный комплекс, который сегодня является одним из самых узнаваемых символов Ростова. Открыли его в мае 1975 года.

На территории двух бывших лагерей смерти также поначалу устанавливали скромные обелиски, а затем – скульптуры. Фотоснимка скульптуры, установленной в 1950-х годах на улице Волоколамской, обнаружить не удалось. Из сохранившегося описания этого монумента можно понять, что он представлял собой изваяние воина с саблей. Статуя пришла в негодность к 1968 году, после чего был создан другой памятник – трагичный и очень выразительный. Женщина, которая держит перед собой траурный венок. Наверное, это мать погибшего солдата. А, может, и вдова… Долгое время за памятником никто не ухаживал, и он вполне мог разделить судьбу своего предшественника. Но в 2008 году монумент отреставрировали, и сегодня его состояние – вполне удовлетворительное.

Самой печальной же оказалась судьба монумента, установленного взамен обелиска на территории «Лазарета № 192». Его фото сохранилось, сам монумент – нет. На этом фото изображен точно такой же монумент, какой стоял в Змиевской балке в 1958 – 1975 годах. И снесен он был практически в то же время, когда закончилось возведение Змиевского мемориального комплекса. И до сих пор на месте братской могилы наших солдат и офицеров нет памятника. Как такое могло произойти? Об этом – в следующей статье.

Александр Харченко